Искра Зла - Страница 35

Я кивнул. Примерно так я и думал.

Больше у меня вопросов к Мирославу не нашлось. С какой целью он тащился через полмира следом за Ратомиром, я и так знал. И что главным в этом преследовании был вовсе не посол, брошенный нам, словно кость собаке, — понимал.

И причинять боль этому пустому, в общем-то, человеку, тоже не хотелось.

— Ты прожил бестолковую жизнь, — осознавая, что просто теряю время, беседуя с врагом, тем не менее выговорил я. — Служил не тому господину. Дружил с подлецами. Радовался боли других людей… Если бы Спящие все еще оставались с нами, я не переживал бы за твою душу. Ты за все ответил бы перед богами… Но их нет… Поэтому, знай!

Я встал и выдернул меч из земли.

— Ты умрешь так же, как жил. Бестолково. В глухом углу обитаемого мира, от меча в руке лучника…

Мирослав скривился, как от боли, и когда его голова гулко свалилась на хвою, гримаса так и застыла на его губах. А я подумал, что Судьба несправедлива, не позволяя фантазиям сбыться. В мечтах смерть первого из моих врагов, должна была затронуть мою душу гораздо больше.

Вечером, с первыми звездами сожгли тела павших товарищей. До того еще трофеи делили. В повозке посла почти две тысячи серебряных монет нашлось. Да сотен пять еще по карманам мертвецов Парель насобирал. Треть добычи, по древней воинской правде, Ратомиру отошло. Монет двести — почти пять фунтов весом — мне причиталось. Да только я их Велизарию отдал. Все равно их ценность мне неведома. Инчуте и другим полусотникам по десять и прочим воинам по три. Остальное серебро для родственников погибших отложили, решив — как в Дубровицы придем, с оказией переправим.

Многие из отроков и доспехами обзавелись, и оружием справным. Мечами и кинжалами. Арбалеты никто брать не захотел. Лживая это выдумка, не к лицу орейскому воину. Жрец-казначей чуть в пляс не припустил от такой вести.

— Вы, господа дружина, как хотите, а только, если машины сии вам не к чему, я их на торг понесу. Злато походу не помешает, а на диковинку покупатель всегда найдется!

Никто и не спорил. Да и не до того было. Тела погибших поленьями обложили да и подожгли. И стояли вокруг, пока не прогорело. И несколько крестьян местных рядом стояло — староста и еще несколько.

Туземцы принесли пару бочонков медового хмельного напитка. Вроде пива. Так что тризну справили весело. Тут парней и отпускать стало. Старики рассказывали — после боя всегда так. Даже матерые вояки колобродят. Кто плачет, кто смеется. Кто рассказывает, где в бою был и что видел. Да так иные торопятся, что и заикаться начинают. Человек ведь только что со смертью глазами встречался. Уж и дыхание ее ледяное чуял. Кровь вскипала от ужаса. А все-таки жив остался! Теплая она — жизнь. Тепло в жилы огнем пышет, дурь ядовитую выгоняет. Вот и чудят парни…

— Ты, што ли, парнишка, Арч из леса будешь? — чувствуя свое право, стоя на своей земле, не слишком доброжелательно обратился ко мне староста.

— Я.

— Не врет, значит, молва людская. Мал ростом, а колдун великий… — громким шепотом, подсказал крепко сбитому мужичку один из его спутников. Судя по рукам, привыкшим к воде и глине — гончар.

— И ты, значиццо, с отроками ростокскими обидчиков на тракте порешил?

— Угу.

— И охотных людей короля-оборотня воевать тоже ты созываешь?

— Нет. Не я.

— Сказывают — ты. Лжа, што ли?

— Воинов вон Ратомир, принц Модулярский, собирает, — пояснил я.

— А верно ли, что отца твоего Белым кличут?

— Верно. Да и я Арч Белый…

Делегаты тут же повернулись спиной и принялись тихонько совещаться. Потом старейшина шагнул два шага вперед, а остальные шагов на пять назад.

— Не ходи в Дубровицы, парень, — веско заявил мужик. — Не пойдут с твоим принцем тамошние люди, коли их звать станешь. Князь наш, Уралан, добрый человек. Народ его любит. И то, что колдунами лесными он зачарован, — все ведают. Оттого и сына княгиня наша родить не может. Родич твой, Белый, на трон княжеский проклятье положил. Сам, поди, знаешь…

— Сам знаю. А ты ведаешь ли — за что завет наложен? За что князя наследника лишили?

Староста оглянулся на группу поддержки. Те, вытянув шеи, слушали разговор с безопасного расстояния.

— Тем нас каждый орейский гость попрекает! Сколько уже годов тому минуло, больше ста уже! Пора бы простить…

— Пока живы были матери тех, кто у Чудска головы сложили, вы таких речей не вели. Сколько людей домой бы вернулись, коли на поле бранном дубровичи на копья баронскую конницу встретили?

— Тем нам в морды и тычут, колдун.

— А если и сейчас отроки ваши по своей воле оборотня воевать не пойдут, знаешь что говорить про вас станут?

— Что даже зайцы отважнее дубровичей…

— Могу и не ходить к Уралану, — кинул я. — Только тогда и другое еще скажут. Мол, нет больше среди орейского народа такого удела — Дубровицы. Чужие это. Вон, скажут, всех Белые звали, только ими побрезговали…

— Совсем ты, парень, нас в ловушку загнал.

— Сами того хотели, — хмыкнул я. — А что князя своего любите, это хорошо. Значит добрый человек. Нужно будет на него посмотреть…

— А правду ли бают, будто завет только на трон княжий наложен? И коли с трона слезть, то и сына родить можно? — крикнул издалека гончар.

— Истинная правда. Хочешь на высоком престоле посидеть?

— А чево же и не посидеть?! — задорно воскликнул длиннорукий мастер. — Два сына у меня уже…

— У князя Аршана того, кто в дружину общую воев своих не дал, тоже двое были, — глядя прямо в глаза веселящемуся гончару, выговорил я. — Хочешь детям своим их судьбины?