— Окна.
Я ногой распахнул тонкую дверь в один из номеров и кинулся к окну. И едва успел взглянуть в освещенный десятками факелов двор, как в потолочную балку впился стальной арбалетный болт. С улицы закричали, и следом полетели стрелы.
Я торопливо вернулся в коридор. Из распахнутых окон ощутимо тянуло дымом.
— Арч, — крикнул пробегающий мимо к лестнице Ратомир. — Вниз. На кухню.
Выход, ведущий в хозяйственный двор таверны, тоже оказался заперт.
— Ну, вот и все, — выдохнул Ольгерт. И, ссутулясь, уселся на лавку в зале.
— Наши от перекрестка поди увидят зарево и кинутся нам на помощь, — попытался улыбнуться Бубраш. — А мы, как шум услышим, лавкой двери вышибем и с тылу…
— Что за этой стеной?! — выпятив подбородок, словно собираясь головой протаранить бревна, рыкнул принц.
— Свобода и долгая жизнь, — хихикнул Бубела.
— Арч? Что за этой стеной?
— Тут пристроена конюшня. Там должны быть кони. Но коли они всех людей, кроме нас, постарались вывести, то лошадей-то уж точно убрали.
Ратомир оглянулся, шагнул к затухающему очагу, вытащил едва тлеющую головешку и протянул мне.
— Рисуй!
— Чего?
— Чародейские знаки свои чертите, — подпрыгнул от нетерпения на месте Бубраш. — Как давеча у палаток. В землице-то знатная дырка получилась…
— Рисуй, друг, — уверенно выговорил принц. — Из конюшни они нас не ждут. Попробуем пробиться к перекрестку.
Я взял головню и принялся наносить знаки рун. Прямо на неровную поверхность бревенчатой стены. Рисовал и не узнавал то, что получалось. Линии символов, покореженные поверхностью, не желали сходиться. Приходилось терять время, чтоб найти хвосты черт, присоединить их к «соединению». То, что было таким простым на ровной земле, оказывалось почти невыполнимым. Черным по грязно-серому, в полутемном зале, под потолком которого уже начинали собираться клочья вонючего дыма. Пририсовывая узоры моста силы, я очень и очень сомневался, что мне удалось. И был лишь один способ проверить.
— Стол набок. Спрячемся там. Если у меня получилось, сейчас щепки полетят…
С трудом втиснулся между стеной и широкоплечим велиградцем. Он боялся, но я его не винил. Мало есть в орейских землях людей, понимающих суть силы рунных знаков.
— Давай, Арч, — прошипел Ратомир. — Вытаскивай нас отсюда.
Я попробовал пожать плечами, но не так-то это просто, если ты зажат в узкую щель. Приложил руку к цепочке знаков передающих энергию на нарисованную в стороне фигуру и представил, как по корявым знакам бежит серебряная змейка силы. Бежит, заполняя глубокие колодцы рун, заставляя их светиться. Голубым — руну ветра. Алым — руну огня. Белым — многолапую звезду.
Когда у стен Камня столкнулись два закованных в сталь доспехов строя, я думал, что небо упало на землю. Когда мои напитанные светом до краев, корявые руны взорвались, я решил, что небо оторвалось от земли. В бревенчатой стене образовалась дыра, в которую, чуть пригнувшись, легко вошел высокий Ратомир.
— Забавно, — сквозь зубы процедил я, накладывая первую из многих стрел на тетиву. — Посторонись, воевода.
Дальней стены конюшни больше вовсе не существовало. Разбросанные по всему двору обломки, рассказывали историю чудовищного всплеска силы, собранной в одном месте. Кое-где среди исковерканных взрывом досок и щепок, оставшихся от бревен, темными пятнами выделялись фигурки мертвых людей.
Бегущих со всех сторон врагов встретил Бубраш, прихвативший из полыхающей таверны лавку. Сбоку прорубался к спасительным кострам борцовской арены Ратомир. Белые перья стрел исчезали во тьме, спеша навстречу блеснувшим глазам, слишком темному пятну в тени, слишком резкому звуку. Я не боялся задеть невиновного. В глубине души еще живо было чувство безысходности и ужаса попавшегося в ловушку зверя.
Опрокинув увлекшихся созерцанием очередного боя зрителей, велиградец выпрыгнул в круг огней. В брошенную за спиной лавку хищно впилось несколько запоздалых стрел. Ольгерт куда-то пропал, в суматохе шмыгнув в толпу. Ратомир рукоятью меча проламывал себе дорогу. За его спиной, поминутно оглядываясь и стреляя, двигался я.
— На запад! — кричал кто-то. — Они уходят на запад. Коней! Коней!
Сметая глиняную посуду, мы перепрыгнули стол и нырнули в узкие проходы между палаток. Сбоку, на дороге, гремели копыта собирающейся погони.
Из кустов, придерживая спадающие штаны, показался бочкообразный глашатай.
— Кричи! — рявкнул принц, приставляя клинок к шее толстяка.
— Что?
— Ратомир! — подсказал запыхавшийся Бубраш.
Глашатай надулся и гаркнул так, что его легко услышали даже в нашем лагере на склоне холма. Через секунду от перекрестка послышался хриплый звук рога.
Стрелы кончились. Я закинул лук за спину и, шепча слова последней песни, вытащил меч. Рядом встал велиградец с добытым где-то в пути копьем. Сзади, прикрывая наши спины, скрипел доспехами Ратомир. Полыхающие в черном небе звезды освещали серебристую ленту подмерзшей дороги и два отряда всадников.
Фанир успел первым. Нам повезло, что враг переоценил наши силы. Погоня ушла дальше по дороге, и им пришлось возвращаться почти к самому пожарищу, чтоб найти следы. Еще никогда в жизни я так не радовался появлению своей соловушки из темноты.
Ветры рвали небо. Верхний величественно и неторопливо гнал гигантское стадо кудрявых, невообразимо огромных овец-облаков на запад. Он разворачивал даже самые большие полотнища парадных, шитых золотой и серебряной нитью знамен. Его ладони укутывали, обнимали. Звали за собой. Лаская неприбранные волосы, нашептывал в уши о чести, достоинстве и силе. О поющих в лазурном небе стрелах, о песне туго натянутой тетивы и упругой силе теплого дерева лука в руке.