Искра Зла - Страница 91

Я выискивал любую щель. Я наказывал даже за саму мысль о беспечности. Мои стрелы ядовитыми змеями вползали в каждую прореху в защите. И все же их оставалось слишком много. Когда неровный строй вражеских воинов столкнулся с нашим, мне с высоты холмика показалось, будто ручей встретился с рекой. И тут же растворился в ней без остатка.

Время стрел кончилось. Я сунул лук в чьи-то услужливые руки, снял перевязь и вынул меч. Губы уже шептали первые строки песни Ветра, когда я кинулся в самую гущу битвы.

Не боятся только безумцы. Замахиваясь мечом для удара, я боялся так, что сжатые зубы скрипели, а сердце барабаном билось в ушах. И, видно, умер бы от страха, когда мое оружие отбили щитом и уже мне пришлось защищаться. Но мой легконогий брат ответил на зов. Водяная пыль взвилась в воздух сверкающим смерчем, раздвигая, сметая преграды на своем пути. И мне оставалось только рубить, колоть, пинать и бить эти тела. Врубаться в мягкую плоть стальным клинком, вызывать фонтаны крови, которые немедленно включались в хоровод смерча.

Я плохо видел, что происходило вокруг — багровая мутная пелена отделяла от всего окружающего мира. До меня не долетали звуки, я не чувствовал усталости и ни о чем не думал. Отыскивал глазами следующего соперника в желто-черном одеянии и снова рубил, колол и умывался кровью.

Даже помню, как меня ранили. Вражеский топор выпал из рук умершего хозяина и по пути к земле полоснул по ноге. Глупо и обидно. Штаны мигом пропитались кровью, а в сапоге стало сыро и не уютно. Хорошо хоть боли не почувствовал…

Кто-то схватил за плечо. И я уже начал разворачиваться, замахиваясь мечом, как сквозь вихрь все-таки пробился крик:

— Арч! Это я! Арч!

Я расслабил сведенные на рукояти оружия пальцы и прошептал слова прощания ветру. Багровая стена опала, заодно пошатнув весь мир сразу. Передо мной стоял заляпанный кровью и грязный, как подворотня придорожного трактира, Фанир.

— Ты тоже ранен? — обеспокоенно спросил он.

— Ага, немного, — легко согласился я и вцепился в рукав его куртки, чтоб не упасть. — Мы победили?

— Не знаю, — прикусив губу, почти невнятно пробормотал княжич. — Они отошли к лесу и стоят там, о чем-то спорят. Мы пока раненых на лодку оттаскиваем. Принцу бок копьем проткнули…

— Меня в ногу.

— Тебя в ногу, — повторил он. Помолчал, и добавил: — Раненых слишком много. Уже за тридцать. Я еле Ратомира на корабль уволок, он все на берегу остаться собирался… Ты сам дойдешь?

— А сколько наших осталось? Ну… невредимых?

— Десятка четыре. На мне вот ни царапины.

— Повезло.

— Наверное, — Фанир меня почти не слушал, размышляя о чем-то своем.

— А этих? Половину хоть вышибли?

— Да по-боле, ага, по-боле, — подхватывая меня за талию и волоча в сторону мостков, забормотал Бубраш. — Может всего десятков пять или шесть их и осталось…

— Так, получается, мы победили?

— Выходит, что так, твоя светлость. Выходит, что так!

И уже потом, передав меня с рук на руки обряженным в серые безликие балахоны жрецам на корабль, Бубраш вдруг поскреб свой выдающийся нос и заявил:

— Вы это! Не поминайте лихом!

Зашел в воду по пояс и легко, словно играючи, плечом оттолкнул большую лодку от берега.

— Ты что творишь, пес!? — вскричал я.

— Назад! К берегу! — весенним медведем ревел Ратомир.

— Фанир! Брат! — выла Серафима.

Жрецы меланхолично продолжали вдевать здоровенные весла в уключины. Кораблик болтался на легкой волне в пяти шагах от берега, а я ничего не мог поделать со вдруг ослабевшими конечностями. Не мог вскочить и вернуть нас к берегу.

Люди барона садились на лошадей. И судя по тому, что наши дружинники, оставшиеся на берегу, тоже бросились ловить своих коней, враг о бегстве и не помышлял. Видимо, кому-то из рыцарей пришло в голову, что конная сшибка будет и красивым и рыцарственным окончанием этой славной битвы. Шатающиеся от усталости лошади так не думали. И мы, густо усеявшие дно лодки, истекающие кровью на заляпанных рыбьей чешуей досках палубы, тоже так не считали. Но Фанир думал иначе.

Словно специально, чтобы мы во всех подробностях могли разглядеть окончание сражения, дождь прекратился. Ветер подул сильнее, и в разрывы истончившихся туч даже выглядывали любопытные звезды. Два почти равных по силе отряда выстроились друг напротив друга. Заиграл, завыл протяжный рог. Ему ответил другой, и кони пришли в движение. Копья на копья, щит на щит.

Княжич летел впереди. Отклонил щитом копье врага, ударил сам, оставив наконечник в сопернике. Выхватил меч и повернул коня боком, чтоб сойтись в единоборстве со следующим… Я не заметил, кто именно нанес удар. Просто Фанир вдруг обмяк и упал под ноги спокойно стоящей лошади.

— Неееет! — чайкой взвился над притихшей рекой крик Серафимы.

— К берегу, демоново отродья, — рычал и порывался выпрыгнуть за борт, удерживаемый Парелем принц.

Я выл и плакал и искал свой лук, ползая на четвереньках среди порубленных, побитых воинов. А когда все-таки нашел, оказалось, что лодка уже давно плывет по Великой реке, и злосчастный берег вот-вот скроется во тьме. И только тихонько шелестели равнодушные волны, тихонько поскрипывали уключины, и жрец, обхватив потерявшего сознание принца поперек груди, нашептывал:

— Ничего-ничего! Ничего-ничего.

36

Казалось, стоит ступить на родной берег, выйти наконец из этой проклятой лодки, и кончатся, развеются все беды. Уйдет тяжесть из сердца, перестанут болеть раны. Вернет мир в истерзанную душу княжны и жизнь — в опустевшие глаза раненого друга.