Я пожал плечами. Лучший способ узнать правду — спросить того, кто ее ведает.
— Гонцов в Камень и в Аргард, — начал распоряжаться воевода, стоило нам вернуться в лагерь. — Непотребство кочевник затеял, надобно вызнать, какое!
— Воевать ворога завтра уже, поди, начнем? — с ленцой в голосе поинтересовался Паркай. — Пока дойдем, пока латы накинем — ночь наступит…
И все посмотрели на принца. И не потому, что тот мог решить не ввязываться в стычку с превосходящими силами врага без помощи из Камня. Такое в голове не укладывалось! Пусть крепость степнякам не взять! Но как можно бросить родные земли на растерзание стае голодных шакалов!? Растечется, расползется плесенью в разные стороны малыми отрядами. Пожгут, разорят, разворуют. Захлебнется в канун зимы горем и ненавистью запад орейской земли…
— Утром замыслы будем сказывать, — улыбнулся Ратомир. — Чтоб и ворога упокоить, и дружины не лишиться. Долог путь впереди, хватит еще на нас ворогов!
И вот уже на рассвете воевода чертил палочкой на песке свой план.
— К обеду повозки должны быть готовы, — согласился командир. — Хотя бы несколько. Для застрельщиков… Яролюб?! Поднимай людей. Ваш молот, наша наковальня! Размахнись получше!
Племянник Дубровического князя порозовел от возбуждения, коротко кивнул, прикрыв ладонью сердце, и убежал. Мы еще несколько минут обсуждали сигналы и тоже разошлись. Предстояло еще много дел.
Обед не варили. Всякий знает: идти в бой с набитым пузом — беду накликать. Кто хотел, грыз морковку, но и таких нашлось немного. Нервничали все. Волновались. И старые опытные воители из Велиградской дружины и молодежь из Ростока. Сидели на теплой еще земле в доспехах и с оружием. Любовались на кувыркающегося в небесной выси птаха и разговаривали обо всякой ерунде. И еще не смотрели в глаза друг другу. Словно заранее стыдились. Знали — вот этот веселый парень их Малоскольского посада до следующего утра может и не дожить…
Здесь, на границе с Белой степью, нечастые перелески были какие-то неправильные, воздушные. Я высматривал начинающие желтеть листья, поражаясь, как они похожи на отблескивающие золотом блики солнца на зеленой озерной воде. Словно вот-вот из глубины появятся огромные лесные рыбы. Плеснут, оставляя круги на поверхности…
Мимо проскакал весело скалящийся Инчута. Махнул рукой, показывая, что все, мол, в порядке — враг заглотил приманку. И умчался к тем пяти сотням лучников моего полка, что встали за спиной латных пехотинцев Паркая. Тотчас взыграли, взревели трубы и горны, созывая воинов к битве. Пора было вставать, стряхивать благостное настроение и браться за оружие.
Принц все сделал неправильно. Ветераны ворчали, покачивая седыми головами. Полки вместо единого «кулака» были «пальцами» растопырены в разные стороны. Тяжелые латные пешцы были растянуты в жидкую, по трое, цепь и за их спинами стояли вооруженные длинными копьями легкобронированные воины. Мечников прятали позади тех и этих.
Инчутовы стрельцы двумя отрядами по две сотни громоздились на оборудованных помостами телегах. По сути, повозки представляли собой небольшие передвижные крепости, а сдвинутые плотнее стали бы неодолимой преградой для конницы.
Слева строй упирался в опушку одной из бесчисленных березовых рощ, справа в край глубокого оврага тянущегося до самого берега Великой. Другая сторона лога сплошь заросла осинником и невысокими кустиками барбариса. Шагов на сто впереди щитоносцев, в кустах меж осин, на корточках засели мы — двести лучших лучников охочего войска. И конечно, все двадцать три Мастера Ветра.
Всего полверсты земли оставалось за спиной армии до крутого берега реки. Отступать было некуда. Оттого и озирались нерешительно матерые вояки, зябко передергивали плечами.
— Даже крыса, загнанная в угол — страшный зверь, — посмеивался Ратомир. — А уж медведь и подавно. Степным шакалам не чета!
Сотни три спешащих по следам Инчуты степняков выскочили из-за перелеска, закружили, залопотали на своем языке, разглядев монолит щитового строя. Гикнули и умчались.
Ненадолго. Даже мы, скрывающиеся в зарослях за оврагом, почувствовали, как задрожала земля от топота десятков тысяч копыт. Вспыхнули и исчезли в грохоте приближающейся орды крики взлетевших с деревьев птиц. Побелели пальцы сжимающие оружие. Рты распахнулись в кличе, не давая захлебнуться в накатывавшем валу ярости битвы.
Степняки начали разгон для таранного удара. Принц, словно прочитавший мысли Иса-хана, рассчитывал именно на это.
— Будь наше войско поменьше, кочевник стрелами нас бы закидывать принялся, — пояснял замысел воевода. — А так-то увидят латных воинов, и таранить станут. Им в рядах сражаться — смерть. В толчее всеобщей удачу ищут…
Взлетели, миг провисели и упали вниз тяжелые стрелы. Стрелки выпускали залп за залпом. Приземистые степные лошадки спотыкались и, кувыркаясь, падали под копыта своим более удачливым соратникам. Сломались копья, отправляя в иной мир вырвавшихся вперед. И, наконец, грохнули щиты, встречая таранный удар вражеской конницы.
Строй прогнулся. Ни один человек, даже если его станут подталкивать в спину двое товарищей, не смог бы выдержать такого натиска. Щитоносцы медленно, шажок за шажком, отступали, даже не пытаясь огрызаться. Тем не менее, атака потеряла убойную силу. Кони остановились у человеческой стены. В дело вступили длинные дубровические копья с широкими листовидными наконечниками, которыми можно было не только колоть, но и рубить словно мечом.