Искра Зла - Страница 54

Инчута продолжал обстрел, не обращая внимания на дождем сыпавшиеся легкие тростниковые стрелы. Со стороны помостов слышался непрерывный гул спускаемых тетив. Мои ученики пожимали страшную жатву, выкашивая сотни врагов. Но степняки, словно обезумевшая лошадь, рвались вперед.

Целая толпа чумазых кочевников, побросав лошадей, пыталась по склону оврага ударить во фланг вопящим от напряжения латникам. Да только порадовали заскучавших малоскольских мечников. Головы пытавшихся вылезти смельчаков покатились вниз, обгоняя ручьи крови, хлынувшие по глиняному склону.

И все-таки напор ослабевал. Щитоносные пехотинцы уже и головы могли поднимать, и упирались не так отчаянно. Враг поспешно спешивался. Лошади, как послушные собаки, убегали в тыл. Теперь верховые приближались к стене щитов только за тем, чтоб попытаться с седла запрыгнуть в середину нашего построения.

Наконец, повинуясь сигналу горниста, латники опустили щиты и взялись за копья и мечи. В тот же миг в небо взлетела горящая стрела. Воевода приказывал вступить в дело нам.

Я сдвинул колчан на живот. Одно древко в зубы, три в левую руку. Руна привычно кольнула ладонь сквозь перчатку. Цель сама зацепилась за глаз — ловко орудующий здоровенным двуручным однолезвийным мечом степняк в халате с меховой беличьей опушкой на голое тело. Он хорошенько приложил себя по щеке эфесом, хватаясь за впившуюся в горло стрелу.

Вторая изо рта. Теперь можно было запевать:

— Отпусти меня, я стану свежим ветром…

Дрожь тетивы передавалась локтю. Она не успевала останавливаться после выстрела, как снова встречалась с новой пяткой.

— Преодолевая неба версты…

Вечно быть с его душою вместе…

Стрел!!!

Колчан пустел стремительно. Юркие мальчишки из ближайшей деревни шныряли между осин с пучками стрел. Бояться им было некогда.

Дрянная стрела вильнула на невидимой кочке и вместо груди нахально тычущего наших латников копьем врага впилась в бок лошади под ним. Несчастное животное взвилось на дыбы, и следующим выстрелом пришлось разделаться с вопящим какой-то клич низкорослым степняком.

— Стала смерть единственным спасеньем…

Жизнь их ничему не учила! Разобравшись, откуда прилетает неминуемая смерть, пришельцы снова полезли в овраг. На этот раз им нужны были наши жизни.

— Я умру и стану тёплым ветром…

Не зря мы все утро выравнивали склон и обильно поливали его водой. Глина причудливо разукрашивала барахтающихся кочевников. Те же, кто все-таки сумел добраться до барбариса, кувыркались вниз от малейшего толчка. Ребятишки затеяли веселую игру, радостно отпихивая скалящихся врагов жердями.

— Отпусти меня из слабенького тела…

Строй прорвали. Причем сразу в двух местах. Даже стальной клинок может сломаться. С новыми силами степняки бросились в атаку. Мы больше не могли отвлекаться на лезущих из оврага врагов. Никогда прежде я не выпускал так много стрел за такое короткое время. Казалось, тетива уже даже не гудела, а подвывала, вплетая нечеловеческую музыку в мою песню смерти. В какой-то момент я перестал видеть в своих мишенях человеческие существа. Словно разум, оберегая душу от проливаемых потоков боли и крови, сосредоточился на простейших действиях: наложить стрелу, зажать пальцами, вскинуть лук, задержать дыхание… отпустить. Наложить стрелу…

Подозреваю, промахивался редко — ладонь ощутимо горела, исколотая сверкающей руной.

— Дай забыть о страхе расставаний…

Ударился я сильно. Даже дыхание сперло. Хотя приложился сначала копчиком, а уж потом спиной. И пока заново учился дышать, проехал по скользкому склону почти до самого дна. А потом на меня сверху свалился тот наглец, что, добравшись-таки до кустов барбариса, за ногу сдернул в овраг.

— Никогда так раньше не хотел я

Раздавить в себе огни желаний…

Убил бы гада, да поди отличи его среди десятков барахтающихся в глиняной сметане кривоногих прирожденных всадников. И лук где-то потерялся, пока падал. Благо, подаренный принцем трофейный меч, облегченный и укороченный под руку еще в Малом Сколе, остался при мне, хотя перевязь и съехала назад. Так что первого кинувшегося на меня врага пришлось убивать засапожным ножом. Пронзительно алая живица мгновенно превратилась в грязь под ногами пары следующих взалкавших мою жизнь.

— Стала смерть единственным спасеньем…

Меч был хорош. Я вызвал легкий смерч вокруг и носился по дну лога, сея разрушение и смерть. И стальной клинок серой молнией метался от одного яростного сердца к другому, нигде не встречая преград.

— Я умру и стану тёплым ветром…

Наверху что-то изменилось, и в овраге врагов резко стало больше. Многие, даже не пытаясь напасть, беззвучно разевая рты, убегали, спотыкаясь и падая в сторону реки. Но, видно, встретили какое-то препятствие — что-то запрудило ручей бегущих степняков. Я не стал любопытствовать. Попросту втыкал свое оружие в спины тупо, как бараны, стоящих вражин, перешагивал тело и убивал следующего.

Пару раз меня задели раскаленным прутом. Краем сознания я удивился — откуда в сыром овраге разогретая в горне железка, но отвлекаться на пустяки было смерти подобно. Тем более что в низине было душно. Пот тек ручьями, по спине, по животу, по правой ноге и плечу. По лицу. Я смахивал соленые капли с кончика носа, размазывал по лбу и щекам. Глаза щипало…

Очередной враг показался каким-то неправильным. Решив разобраться позже, я замахнулся мечом и весьма удивился, когда руку кто-то перехватил еще на взмахе.